– Накинув петлю на шею беззащитному человеку в наручниках?

У Павла вытянулось лицо:

– Он не человек, Афанасьев – монстр, такой мрази жить не положено, а вы… справедливый суд ему хотите. Ради убийцы меня из органов выкинуть решили? – Он сник и будто стал меньше. – Я верил вам, доверял. Думал, вы настоящий опер. За справедливость, – и тут же вскинул умоляющий взгляд на Гурова. – Лев Иванович, не губите. Я все исправлю. Ведь я только стал начальником отдела. Клянусь, больше такого не повторится, пальцем не трону задержанных. Все по закону буду делать.

Майора начало трясти, жалкий и бледный, казалось, он сейчас упадет на колени перед полковником Гуровым:

– Я обещаю, клянусь, что все будет по-другому. Преподали вы мне урок, Лев Иванович, на всю жизнь. Я обещаю, запомню его, только не давайте ход проверке. Не надо рушить мою жизнь, умоляю.

Лицо Льва Гурова оставалось непроницаемой маской, он сухо кивнул:

– Хорошо, я тебя услышал, – и шагнул за тугую ленту, которая отделяла пространство для пассажиров.

Сладкевич долго еще провожал его взглядом, ерзал на месте, не решаясь крикнуть что-то еще вслед.

Лев Гуров нашел свободное место в зале ожидания. Вокруг суетились люди, катили чемоданы, вели за руки детей к выходам на аэродром. Бесконечный поток, который жил несмотря ни на что, мгновенно забывая о любой трагедии. На табло загорелся его рейс и номер выхода, опер послушно встал в очередь на посадку. Все как обычно – документы, дежурная вежливость сотрудников, люди, которые терпеливо ждут, когда тронется автобус и они уже начнут заходить в салон самолета. Лев Гуров смотрел по сторонам, стараясь отвлечься от мрачных мыслей. Наблюдал за погрузкой багажа, потом за пассажирами, что рассаживались по салону, играя в свою любимую игру на внимательность. Он угадывал профессию или род занятий, исходя из облика человека – его багажа, одежды, спутников, манеры поведения. Вдруг кресло впереди него шевельнулось, над спинкой показалась озорная рожица с двумя косичками, и тоненький голосок пропел:

– Куку, привет. Меня зовут Мишка, а тебя?

Девочка лет шести размахивала мягкой игрушкой, пытаясь развлечься во время скучного ожидания. Строгий голос матери остановил ее:

– Перестань, не приставай к дяде. Сядь на место.

Юная пассажирка сникла, прижала к себе медведя, а потом со вздохом исчезла на своем сиденье.

Опера от ее тоскливого взгляда и грустного вздоха прожгло будто током. Как он мог забыть, как вообще он отказался от самого главного, о чем только что прочел целую лекцию Сладкевичу?! Истина, он так и не добрался до нее, не узнал, кто убил мать рыжеволосой Насти Рыковой – Людмилу. Кто виновен в смерти женщин? Он приоткрыл тайну лишь наполовину, узнал, что Сергей Афанасьев был невиновен в этих преступлениях. Но тогда кто же?

Да, эта правда никому не нужна. Ни майору Сладкевичу, который доволен вполне мертвым преступником и его признанием, ни Бережнюку, который переживает личную трагедию. Никому, кроме одной девочки. Она осталась сиротой, абсолютно одинокой в мире, и имеет право узнать правду, кто убил ее мать.

Лев Гуров неожиданно для остальных встал со своего места, подхватил нехитрый багаж и начал пробираться по проходу к выходу из самолета. Стюардесса, растерявшись от необычного поведения, попыталась встать у него на пути:

– Стойте, на летное поле нельзя выходить пассажирам. Вернитесь на свое место, или мне придется позвать охрану. Да куда же вы?!

Она бросилась к переговорному устройству, чтобы вызвать подмогу. Вторая бортпроводница спешила по ступенькам за непокорным пассажиром:

– Остановитесь! Это опасно! Тут ездит спецтранспорт! Подождите, вам вызовут врача и машину!

Но Гуров уже не слышал ее криков, он бежал по полю в сторону входа в аэропорт. Опер торопился назад, на чужую землю, чтобы наконец разобраться с ее тайнами.

В аэропорту его уже никто не пытался остановить, он прошел обратно к выходу в город, нашел нужный маршрут и прикрыл глаза. Разговоры пассажиров, гул транспорта вокруг не мешали ему. В голове наконец начали складываться кусочки пазла. Да, в некоторых ячейках по-прежнему стояли знаки вопросов, но все же ответ на один из самых мучительных он нашел. И хотел его задать снова, глядя прямо в лицо человеку, который лгал ему.

Опять его ждал уютный новый район с ухоженными газонами, только сейчас, в час ночи, стекла балконов не испускали желтый свет изнутри, лишь переливались отблесками фонарей. Тихий микрорайон уже сладко спал, распахнув створки окон из-за весенней жары. На первом этаже снова была распахнута половинка окна, в самой квартире где-то далеко, в другой комнате, гудел телевизор, заливая сумрак синим оттенком.

Опер ухватился за край балкона, нажал слегка на бортик, проверяя его на прочность. Толстые металлические листы добротной конструкции даже не дрогнули под его телом во время прыжка. В один миг Лев оказался на огромной лоджии, где стояли плетеные кресла и миниатюрный столик. Он чуть нажал на дверь, и та распахнулась внутрь комнаты. Гуров мягко прошел по комнате на звук телевизора, не таясь и не скрываясь от хозяев. Да, проник незаконно в жилище, но по-другому вопросы не задать. А ему нужны были ответы.

В комнате горел приглушенный свет, женщина сидела над открытым ноутбуком, не обращая внимания на бормочущий огромный телевизор на стене. При появлении опера, который внезапно возник в проеме, Надежда Хвалова подскочила на месте. И все-таки не вскрикнула, не стала звать на помощь, будто ждала его появления. Только сжалась на стуле в предчувствии беды. Гуров как ни в чем не бывало сделал несколько шагов внутрь и предупредил:

– Не надо кричать. Я не причиню зла, вы же знаете. Мне нужны ответы на простые вопросы, – он остановился и четко, чуть ли не по слогам, произнес: – Кто отец вашего сына?

Женщина вздернула узкий подбородок с ямочкой:

– Это не ваше дело. На такие вопросы никто не имеет права. Этой мой сын, этого достаточно. И ему, и всем остальным.

Лев покрутил головой: какая же упрямая и